Меч Господа нашего-4 [СИ] - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, был самый разгар лета, четырнадцатое июля две тысячи одиннадцатого года от Рождества Христова и майор Ральф Хогарт, прибывший сюда на замену отработавшего тур Фицсиммонса — спал на четвертом этаже незаселенного дома, положив под себя спальник. Температура была более сорока по Цельсию, и никаких боевых действий ждать не стоило — ливийцы воевали либо рано утром, либо к вечеру, днем — и та и другая сторона, как по команде прекращала воевать и искала, где бы лечь в тени. Майор устал — ночью ему пришлось разбирать в качестве судьи малопонятный и запутанный конфликт между двумя семьями, мужчины которых были в войсках переходного правительства. Как он понял с помощью переводчика — первоистоки конфликта следовало искать годах в сороковых, когда прадедушка одной из семей в чем-то обманул прадедушку другой семьи. Затем — много чего произошло, кого-то во времена Каддафи посадили за убийство, кого-то и повесили, но конфликт так и не прекращался. Теперь — Каддафи больше не было и участники конфликта вчера пришли к расположению англичан целой ротой с просьбой рассудить их. Повстанцы — как и несколько десятилетий назад обращались к англичанам как к высшей силе, как к окончательному и справедливому судье — и майор надеялся, что не уронил честь Британии и британского флага. По крайней мере, после нескольких часов ожесточенной перепалки, когда обе стороны, перебивая друг друга, старались донести до англичанина свою правду — он, вместе с двумя присяжными по одному от каждой стороны, все же вынес удачное решение и ему удалось добиться того, что представители враждующих сторон обнялись друг с другом и пообещали больше не стрелять друг в друга, как они сделали это во время предыдущего боя. Что делать, если они обещание все же нарушат — майор не знал.
Выпив вместе с тяжущимися горячего и сладкого бедуинского чая, майор немного поспал, потом утром они распределяли боеприпасы и проводили занятия, потом, когда часовая стрелка коснулась верхнего деления на часах, а жить на солнце стало совсем невыносимо — все разбрелись обессиленные и легли спать, выставив караулы. Часов в пять немного полегчает и они продолжат…
Майор так устал, что не услышал бухтения лопастей тяжелого вертолета, его не разбудил даже мелкий песок, который поднятый ветром был брошен в его комнату. Лишь когда лейтенант Стюарт Уилкинсон подошел к его комнате, и сработала сигнализация, прикрепленная к часам майора — тот проснулся…
— Сэр…
Майор посмотрел на часы. Самая жара…
— Что случилось? Каддафи пошел в наступление?
— Никак нет, сэр. Вертолет.
— Вертолет?! — от жары майор не сразу врубился.
— Да, сэр, вертолет. Наш. Только что совершил посадку…
Майор глотнул чая из стоящей рядом бутылки, пытаясь привести себя в порядок. Все равно придется вставать — если проснулся, то на такой жаре уже не заснешь.
— Ради Бога, у нас сегодня ничего нет в графике. Что за вертолет?
— Американский. Десантный. Боинг-сорок семь. Спасатели?
— Никак нет, сэр.
— Вот черт… его надо разгружать?
Грузчиков у них не было, бедуины считали за унижение работать — все прибывающие вертолеты приходилось разгружать им же самим, руками — по песку не пройдет ни один погрузчик.
— Нет, сэр. Там какие-то люди, требуют вас.
— Меня?!
Здесь они находились нелегально, мало кто знал про них.
— Да, сэр, вас.
— Вот черт… Пусть ждут, сейчас спущусь…
Американцев было трое. Один черный и двое белых… американцам в этом смысле проще проводить операции, у них есть и черные и белые. Америка — перекресток миров и при необходимости они могут найти людей, которые сойдут за кого угодно. При них было несколько больших, черных сумок, каждую из которых могли нести только два человека одновременно и отдельно — рюкзаки со снаряжением и оружием. Вооружены они были примерно так, как обычно вооружаются бойцы SAD, подразделений специальной активности ЦРУ, в которых было много отставных спецназовцев. Автоматы АКМ египетского производства и пистолеты Глок-17.
Кое-кто из британцев — начали помогать разгружать вертолет, но немногие. У британцев с американцами было все больше и больше счетов, связанных с войной — несанкционированные обстрелы, удары по своим, постоянные подставы и тому подобное. Конечно, было и боевое братство, но были и счеты. Если бы прилетели американские морские пехотинцы — им бы помогли. Но не сотрудникам ЦРУ, их втихую ненавидели…
— Кто здесь старший? — спросил один из белых.
Ему показали дорогу к дому, где на последнем этаже квартировал майор Ральф Хогарт, старший группы военных советников от Великобритании при переходном правительстве Ливии. Впрочем, правительством ему предстояло еще стать, и британцы — помогали в этом…
Сотрудник ЦРУ поднялся на последний этаж — майор как раз окончательно проснулся и готовил себе чай. Для того — у него была большая кружка и небольшая туристическая плитка с гелевым наполнителем. Сейчас — вода уже пошла мелкими серебристыми пузырями и майор ждал, пока она вскипит…
Американец вошел в комнату. Британец никак не отреагировал, он смотрел на воду.
— Мне сказали, что здесь я могу найти старшего группы — сказал американец — нам нужно переговорить.
— Если вы что-то хотите мне сказать, говорите. Только представьтесь, сначала.
Майор не то чтобы ненавидел американцев. Он ненавидел именно таких американцев: уже понял, что там, где появляется ЦРУ, там любые, самые лучшие намерения превращаются в полное дерьмо…
— Гектор МакАлистер из Агентства. Вас передали в наше оперативное подчинение.
Майор пожал плечами.
— Сильно сомневаюсь с этом, сэр…
Вода вскипела и майор начал заваривать себе чай.
— Вот приказ. Ознакомьтесь при мне.
— Положите на кровать.
Майор всыпал в воду необходимое количество чая, погасил плитку, накрыл ее крышкой, поверх шерстяной тканью, чтобы нормально заварилось. Нужен был заварочный чайник и они нашли его — но он прохудился и пока не было возможности запаять.
Только после того, как майор Хогарт позаботился о чае, он взял в руки приказ, бегло пробежался по нему.
— Я не вижу здесь слов оперативное подчинение. Оказать поддержку, не более. Вы вообще кто?
— Я же говорю, я из агентства.
— По найму домашней прислуги?
Американец с трудом удержал себя в руках. Эти ребята из агентства — были конечно исключения, как и в любом коллективе — когда заходила речь об их работе, были стыдливы как женщина, которую расспрашивают о ее первом сексуальном опыте. Свою работу они окружали завесой секретности — при чем часто это было связано с тем, что они пытались прикрыть свою оперативную беспомощность. Майор не первый раз работал на передовой и знал — надо просто идти вперед и делать дело. Только когда плохие парни поймут, что в городе появился новый шериф, что он зол и у него нет никаких проблем с тем, чтобы нажать на спусковой крючок — только после этого начинаются подвижки к лучшему. В Ираке — они внаглую действовали в самых плохих районах, демонстративно присутствовали там, где присутствовать было нельзя, врывались в дома, обыскивали мечети, на каждой из их машин были специальные знаки, часто — картинки из колоды карт как на самолетах асов второй мировой. Конечно, были и спецоперации — но большую часть их работы составляла именно такая, примитивная работа пехотинца, которую они выполняли потому, что не хватало людей. Они многому научились в Ираке. Одним из их приемов был такой: в самом опасном районе города они ночью скрытно занимали позиции — а потом другие томми, чаще всего парашютисты или гвардейцы отправлялись в патруль. На них естественно нападали — но снайперы и пулеметчики были наготове. Так они делали несколько раз, пока оставались желающие напасть на британский патруль. Как только желающих не оставалось — они переходили к другому населенному пункту, а этот — вручали гражданской администрации, относительно спокойный и зачищенный от всех враждебных элементов. Таким образом, они замиряли район за районом. Из Ирака майор вынес одну простую мысль — переговоры о мирном урегулировании могут иметь смысл, но только после того, как все откровенно враждебные элементы убиты. Переговоры можно вести с нейтралами, с сочувствующими — но ни в коем случае не с врагами, отрицающими твое право пребывания здесь и готовыми убить тебя только за то, что ты не веришь в Аллаха. После того, как враждебные элементы — обычно, это всего три — пять человек на сотню жителей убиты — остальные, не такие фанатичные, начинают склоняться к тому, чтобы взять то, что ты предлагаешь и жить по установленным тобой правилам. Потому что жить по любым правилам, даже установленным чужаками — лучше, чем жить в обстановке полного беспредела.
А вот ЦРУшники в основной своей массе этого не понимали. Они считали, что если откровенно враждебному тебе элементу предложить денег и какое-то политическое представительство — они моментально станут друзьями. Вероятно, на них тоже давили, давили сверху, желая как можно быстрее закончить дело — но в том то и дело, что закончить быстро, тем более с таким политическим давлением и политическими ограничениями не получалось. В Ираке и Афганистане можно было закончить за год — предоставив командирам на местах право расстреливать на месте любых аборигенов и право наносить артиллерийские удары по селениям, явно поддерживающим боевиков. Можно было закончить за несколько секунд, просто сбросив в горах атомную бомбу. Но политики — стремились убрать из войны войну, думали, что из местных кто-то что-то поймет и поддержит их. А не получалось. Когда входили в Ирак — один аналитик метко заметил: «Что ж, вот мы сейчас и узнаем, был ли таким Ирак из-за Саддама или был ли таким Саддам из-за Ирака». Узнали — на самом деле узнали. ЦРУшники — были виновны в том, что желая оправдать собственное существование и жалование, постоянно отчитывались наверх, что те или иные полевые командиры просто хотят денег и готовы сложить оружие, если получат их. Как только деньги передавались по назначению — становилось понятно, что их в очередной раз кинули и есть работа для солдат…